Млекопитающие

Ч. Дарвин по этому поводу пишет: «Этот обычай (детоубийство) чрезвычайно распространен на свете, и есть основание думать, что он господствовал в гораздо больших размерах в древние времена». «В Южной Америке некоторые племена, по словам Азары, уничтожали прежде такую массу детей обоего пола, что были близки к вымиранию. На островах Полинезии женщины убивают по четыре, пяти и даже десяти детей, а в Эллисе нельзя найти ни одной женщины, которая не убила бы по крайней мере одного ребенка».

Позднее, когда последствия от такого порядка вещей были признаны опасными, общественность приняла меры к охране детей, а поведение матери признано было аморальным, и не столько само по себе, сколько вследствие нарушения установленных в этом направлении правил поведения. Прошло много времени, прежде чем детоубийство было признано деянием аморальным и каралось законом, как деяние само по себе преступное.

Одного этого факта достаточно для того, чтобы заключение, построенное на отождествлении явлений, сходных с точки зрения современной морали и совершенно различных по своему генезису, признать неправильным. Это обстоятельство, это отождествление различных по своему существу явлений привело Л.С. Берга и к неправильной оценке самого детоубийства как такового. По его мнению, это такое же извращение материнского инстинкта у человека, как и у некоторых животных, поедающих своих детенышей. Это грубая ошибка: детоубийство у животных всегда наблюдается только в неволе и всегда является следствием связанных с неволей дегенерации или извращением психических способностей, тогда как у дикарей детоубийство явилось не на низшей ступени их культуры, а на более высокой, и сверх того, если бы мы допустили, что у человека детоубийство является, как и у животных, следствием дегенерации, то как объяснить, что целые племена дикарей вымирали от слишком широко практиковавшегося у них уничтожения детей? Как объяснить свидетельство статистики, удостоверяющей, что детоубийство не уменьшается?

Таким образом, логика фактов приводит нас к заключению, что детоубийство у человека явилось следствием победы биологической индивидуальности матери над биологической индивидуальностью потомства, благодаря поддержке, оказанной первой из них разумными способностями.

Физиологическая основа материнства, однако, осталась, а с нею вместе и те первичные инстинкты, которые с этими основами связаны. И вот, когда коллективная психология общественности (а под ее руководством совершались все важнейшие события культурной эволюции: ограничение, а потом и запрещение кровосмесительства, борьба когнатического рода с агнатическим, индивидуализация имущественных отношений, так тяжело отразившихся на судьбе женщины, усыновление и пр.), когда эта коллективная психология, во многих отношениях заменившая роль естественного отбора, приняла на себя регулирование отношений матери к ребенку, то последний нашел в этой психологии свою поддержку; детоубийству был положен предел. Физиологические основы материнства, оставшиеся неприкосновенными, положили начало новым формам взаимоотношений матери и потомства: общественная жизнь и обусловливающие ее факторы вызвали в матери новые способности и развили их в человеческом смысле, Превратив животную привязанность самки в разумное чувство любви и заботы о воспитании.

Уровень этих забот пока еще очень низок и в подавляющем большинстве случаев сводится к «вынашиванию и выхаживанию детей» с обычными понижениями и повышениями экспансивного чувства любви к тому или иному ребенку, в кормлении через меру, к взысканиям без системы и без всякого знания научных основ педагогического дела.

Наряду с этим большинством, однако, прокладывает путь и новый тип материнства.

Факты свидетельствуют, что достижения на пути к освобождению индивидуальности от поглощения ее видом не исчезли. Факты свидетельствуют далее, что чем больше разумные заботы человека-матери заменяют ее животные чувства, характеризующие любовь матери-самки, тем чаще встречаемся мы с ее стремлением связать свою жизнь с жизнью общественной; стремление это ищет новых путей, которые давали бы возможность решения новых задач средствами, удовлетворяющими обе заинтересованные стороны.